«Индия — это роящаяся смесь суматошного весеья и хаоса. Улицы кишат бездомными псами, священными коровами и увечными нищими. Байки пролетают мимо на бешеных скоростях, кругом снуют торгаши и обезьяны; и ты врываешься в водоворот кольцевых развязок, существующих по правилам, которые не дано постичь. Грузовики грохочут, женщины поют, неожиданным диссонансом раздаются молитвы, из-под босых детских ног в горящий зной летит пыль. И ты пытаешься дышать, но глотка пересыхает. Воздух застывает тяжелой взвесью неправдоподобного зловония, исходящего от смерти, масалы и горящих шин. 
Чтобы выжить в Индии, ты вынужден отбросить всяческое целеполагание. С собственными представлениями о здравом смысле, порядке, а также базовых правилах гигиены придется распрощаться. Здесь им нет места. И до тех пор, пока не примиришься, ты рискуешь увязнуть во всем этом без остатка. Так со счетов сбрасываются собственные идеи, и ты шагаешь в бездну, дозволяя себе упасть. Поистине замечательно то, что дна ты так и не достигаешь, а просто продолжаешь падать… грациозно. И через несколько дней вдруг чувствуешь, как тело полностью расслабляется. 

То, что казалось угрозой по прибытию, теперь оборачивается благостью, и место это обретает неожиданное очарование. Попрошайка, что подкрадывался с утра, стоило тебе выйти за порог, теперь представляется другом, располагающим к великодушной щедрости. Непрестанные гудки, некогда давившие тебе на нервы, теперь звучат как проявление учтивости, а слой навоза, что заставлял тебя с омерзением соскакивать с разбитого тротуара, вроде бы как даже «смягчает» твой путь. 
Эти перемены учат «переваривать» личный опыт и показывают, что ты намертво прикован к собственным страхам, отвращениям и переживаниям. Это еще и урок того, как просто отпустить, расслабиться и позволить себе быть свободным.
В общем, по прибытии в Индию есть место процессу примирения с шумом, хаосом и всяческими шероховатостями, и процесс этот способен привести тебя к катарсису. Но если приезжаешь в Индию со своей маленькой дочуркой, которая значит для тебя больше, чем кто-либо на всем белом свете, а она то и дело норовит слезть с твоих рук, ведомая желанием научиться топать самой и затащить в рот первую попавшуюся выброшенную гадость, карма твоя внезапно дозревает. Шероховатости, с которыми ты прежде мирился, вдруг накапливаются, нагнетаются и штурмуют твои нервы по полной программе. 
Быть может за время предыдущих поездок ты и научился комфортно передвигаться сквозь куски высохшего дерьма, груды гниющего мусора и трупы крыс, выглядящих так, будто их пристрелили из охотничьего ружья. Однако теперь улицы предстают в своем истинно темном обличии.
С первыми лучами солнца, скользящими по растрескавшемуся бетону, улицы начинают поблескивать от лужиц слюны. Комковатый зеленый плевок водителя рикши, дни напролёт вдыхающего выхлопные газы и отхаркивающего побочные продукты хронической инфекции верхних дыхательных путей. Или сочный оранжевый плевок престарелой женщины, что живет на свалке под красным деревом и целыми днями сжигает пластик и резину, по никому неведомым причинам, обильно чихает и вполне вероятно является носителем туберкулеза. Или же прозрачный плевок школьницы, что получила живой вирус полиомиелита с вакциной в школе и еще несколько недель будет преспокойно его вынашивать.
Здесь, в Индии, не существует правил насчет того, куда тебе плевать. Можешь делать это беспрепятственно прямо посреди улицы. И, равно как и прилюдная демонстрация прочих телесных функций, расстояние, отделяющее тебя от окружающих, никакого значения не имеет.
А дело вот в чем. Полиомиелит в Индии и поныне живет и здравствует. То же касается дифтерии и туберкулеза. Все трое с легкостью уживаются в одном плевке. И когда твоя маленькая дочурка топает по индийской улочке через эти лужицы слюны, тебя передергивает в конвульсии при виде того, как она, опустившись на колени, вытирает стопы, а потом маленькими ладошками трет себе личико — недели две из своей жизни можешь смело вычеркнуть.
В подавляющем большинстве случаев полиомиелит, дифтерия и туберкулез протекают как самая типичная простуда: насморк, слабая ломота в теле, а затем через пару дней все проходит. Иммунная система формирует оборону на случай последующих атак, и в будущем не будет никаких последствий. Однако в небольшом проценте случаев эти самые последствия крайне суровы, и даже если они и не убьют тебя, то будут преследовать до конца жизни. Можно прогуляться до Девараджа маркет, чтобы посмотреть на людей, более чем наглядно демонстрирующих последствия полиомиелита. Они скачут по улице подобно обезьянам с перекошенными спинами и искривленными конечностями и попрошайничают, под грузом собственных увечных тел обреченные быть изгоями кастовой системы… без малейшего шанса на стабильный заработок.
Насморк и ломота в теле того же толка, в перспективе своей потенциально ведущие к полиомиелиту и дифтерии, здесь просто неминуемы. Воздух настолько загазован, что сжигает носовые пазухи, — и в считанные дни тебя настигает першение в горле и кашель. Твою дочку кашель тоже не обходит стороной, и ее слезящиеся глазки беспомощно смотрят на тебя, а ты не можешь сказать, что же, на самом деле, послужило тому причиной. И до тех пор, пока кашель не утихнет, ты будешь тихо ненавидеть себя за то, что привез ее сюда. И супруга твоя вероятнее всего будет испытывать по отношению к тебе то же самое.
И ты пытаешься продолжить прогулку, дабы убедить себя в том, что все будет хорошо, но индийские улицы не место для ребенка, который учиться ходить. Зная это, индийские женщины оставляют детей дома. И потому они так оживляются, видя тебя с малышкой, несмело топающей по улице. Они подходят, теребят ее за щечки, и все это вполне себе мило. Но затем, прикоснувшись к губам пальцами и поцеловав их, они лепят этот поцелуй на полуоткрытый рот твоего ребенка. В то же самое время уличная собака с выпадающей шерстью, виной чему вполне может быть бешенство, прокрадывается в «слепую зону», готовая вцепиться в спину твоей малышки. Грузовик с грохотом вылетает из-за угла на немыслимой скорости и сигналит, не притормаживая. И когда ты соскакиваешь с тротуара, едва избежав смерти, водитель салютует тебе, отхаркнув в окно зеленого монстра, который приземляется в нескольких дюймах от твоей маленькой девочки. И вот тут тебя «отпускает».
Всем молодым родителям, желающим приехать в Майсор с маленькими детьми, я говорю: «ДА, друзья мои, ЭТО НЕПРОСТО». И если вы желаете практиковать здесь йогу, присутствие детей наполнит ваше стремление невыразимой глубиной и подлинным смыслом. На фоне той доли смирения, что предстоит культивировать в течение дня, прогибы покажутся вам лишь утешительной передышкой от жертвенных костров, что будут пылать для вас денно и нощно за пределами Шалы.
Йога требует от нас отказа от привязанностей. И поездка в Индию форсирует этот процесс. Вырывая нас из своей стихии, она достаточно четко выказывает наши привязанности, неожиданным образом лишая того, что казалось само собой разумеющимся. Такие радости, как эспрессо, бутилированная родниковая вода, чистый воздух, мешки для мусора, размен и пешеходные переходы — редкость для здешних мест. Тишина, уединенность и безмятежность просто не предусмотрены. Мы учимся избавляться от привязанности к этим вещам, по большей части, и чувствовать облегчение в ответ. Но Индия жестокий учитель. И когда она видит, что ты усвоил урок в отношении тех мелочей, от которых вполне себе легко можешь отказаться, она устремляется за тем, что тебе по-настоящему дорого.
Наша привязанность к собственным детям в числе наиболее сильных из тех, что мы когда-либо сформируем. И если она оказывается под угрозой, эго протестует, пользуясь всеми возможными ресурсами, находящимися в его распоряжении. И ты начинаешь говорить: «Никому не следует ослаблять привязанности к собственным детям. Мир принадлежит им». «Наша святая обязанность — оберегать их. И наша привязанность придает этому обязательству неумолимую силу». Но в этот момент, как и всегда, эго путает привязанность с любовью.
Привязанность — собственническое и контролирующее начало. Она ухватывается за конкретный объект или образ и ни за что не смилостивится. Она делает нас непреклонными, тревожными и догматичными. А в том, что касается наших детей, мы становимся праведниками и моралистами. Любовь же, напротив, открыта, восприимчива и бесконечно снисходительна. Она ничего не хочет для себя самой, не осуждает и не читает мораль, и непринужденно сочетается с уступчивостью. Она сподвигает нас заботиться о детях, воспитывать их, быть как можно ближе, но при этом оставлять место для развития их собственной жизни.